Главная › Новости

Идентификация счёта Яндекс.Деньги в Украине

Опубликовано: 02.11.2016

Девочка удивила всех на шоу талантов (Украина)

В декабре 1991-го на Украине прошел референдум о независимости. С этих пор Украина существует как независящее правительство. В течение этих лет никто так и не сумел более либо наименее понятно сказать, что все-таки такое Украина. Неясен и смутен ее нынешний денек, мрачно прошедшее, призрачно будущее. Украина — это большая «темная дыра» на карте новейшей Европы, размером с Францию, с популяцией в 50 млн. человек.

Украина — загадка для всех. Это загадка для Запада: западные политики в растерянности и никак не могут осознать, чьим стратегическим союзником — их либо Рф — выступает Украина, на какие эталоны ориентируется, куда деваются выделенные кредиты и финансовая помощь и почему так медлительно идут реформы. Запад шокирован размахом украинской коррупции и все таки не может оборотиться к Украине спиной. Безудержная критика украинских властей в западной печати соседствует с постоянными заявлениями о значимости Украины как стратегического напарника для Европы и США.

Это загадка для украинской элиты. Часть ее живет в блаженной убежденности в том, что солнце для Украины встает на Западе, и подчеркивает, что центр Европы проходит по украинским Карпатам. Она в совершенном недоумении взирает на остальную, огромную часть Украины, живущую инерцией русского прошедшего, иллюзиями и представлениями десятилетней давности, которые предметнее и ярче, чем даже в Рф. К этому чувству примешивается недоумение по поводу того, почему с таким недоверием на «хохлов» глядят как представители «цивилизованного мира», так и «москали».

Для последних Украина тоже загадка. Россияне никак не могут осознать, почему газ, проходя через местность Украины, миниатюризируется в собственном объеме в два раза. Почему туристу, едущему на отдых в Крым, приходится проходить унизительный таможенно-пограничный контроль. Россияне не знают и, может быть, никогда не выяснят того, когда с ними рассчитаются за их газ и электроэнергию. Ельцинский вопрос «Что нам делать с Украиной?» остается риторической формулой, в какой за нотами опасности слышится растерянность.

Это загадка для нас, людей, родившихся и выросших на Украине, но принадлежащих, все же, к российской культуре. Мы не знаем, кто мы в этом государстве и можем ли именовать его своим. Украина ставит пред нами вопрос о нашей самоидентификации, разрешить который не так просто, хотя конкретно это событие и делает нас в особенности чувствительными к судьбе нашей «новейшей родины».

Украина, непременно, самое таинственное из постсоветских стран. При всей собственной непредсказуемости Наша родина более либо наименее понятна. У нее есть ее прошедшее и ее место. По отношению к ней вероятны различные стратегии, но они вероятны. Страны Балтии, Закавказья, Средней Азии возвратились в свои цивилизационные ниши, и их развитие более либо наименее прогнозируемо. Прогнозируемо и такое «географическое недоразумение», как Белоруссия. Но уж вот кого сейчас ни разумом, ни сердечком не осознать, уж кого «аршином общим не измерить» — так это нынешнюю Украину.

Подлинные неудобства, вобщем, от этого испытывают не все. Запад все таки довольно далековато, ему, в общем-то, незачем доискиваться существа Украины, отношение к этой стране выработалось: усмотрительное партнерство, «партнерство ради мира» при сохранении информационного и денежного контроля над действиями политической элиты.

Последняя тоже отыскала себя в ситуации неопределенности и даже очень хорошо употребляет последнюю, вспоминая старенькую народную поговорку о том, что «ласкаве дитя двох маток сосе». И сосет достаточно интенсивно, беря там, где дают, и выступая попеременно союзником то одной, то другой стороны в временами вспыхивающих дрязгах меж Россией и Западом. Положение это, заставляющее почему-либо вспомнить зиму и прорубь, никому не кажется тут кое-чем неестественным, ему даже подыскан соответственный термин — «многовекторность».

Не пришло еще время украинских Чаадаевых, и государственная элита озабочена сначала подтверждением своей состоятельности, а совсем не поиском ее оснований.

Единственно, кого сейчас по-настоящему затрагивает неувязка Украины, — это ее большая северная соседка. И дело тут не только лишь в том, что возникновение Украины очень почти все изменило в геополитическом положении Рф (Украина «залегла» там, где с незапамятных времен размещался самый актуальный нерв русской политики — на пути в восточное Средиземноморье, к черноморским проливам). Неувязка более глубока. Она касается сущности российского самосознания. Дело в том, что Украина появилась не так, как появились другие постсоветские страны. Большая часть из их представляет собой просто отпавшие окраины, исключая, может быть, Белоруссию, отделение которой, — в общем-то, поправимая историческая случайность. Украина — не случайность и не недоразумение, да и не закономерно отпавшая окраина. Украина — это итог внутреннего драматического разделения российского культурного поля, итог его кризиса и распада. Это результат собственного рода заболевания «российской души», и поэтому вопрос об Украине для всякого российского настолько драматичен. Это вопрос о самих для себя, о муниципальных и культурных основах собственного существования.

Следует отдавать для себя отчет в последующем: то, что мы называем Россией, российской культурой, есть итог взаимодействия северной (великорусской) и южной (малороссийской, украинской) ее составляющих. Мы и до сего времени смутно представляем, что все-таки для нас в культурном смысле значили Малороссия и ее опыт. А он значил очень почти все: довольно сказать, что тот российский язык, которым мы сейчас пользуемся, который как «москальскую мову» отторгают украинские националисты и который почему-либо только своим достоянием считает государь Доренко, сотворен в XVII-XVIII веках малорусскими книгоедами. В том же XVII веке Наша родина смогла возвратиться к православно-византийским корням также благодаря собственной южной окраине.

Та Наша родина, наследниками культуры которой мы себя чувствуем, была двуединой, и это являлось, может быть, самым значимым фактором, обусловившим ее имперское будущее. Правительство Русское почти во всем состоялось конкретно поэтому, что основное государствообразующее ядро ее состояло из 2-ух частей, представляло собой, говоря современным языком, суперэтнос, на месте которого мы сейчас лицезреем две обыденные «цивилизации».

«Теряя» Украину, Наша родина теряет часть самой себя, а означает — в каком-то смысле перестает быть сама собой. Нервность, «конвульсивность» во отношениях «сиамских близнецов» обоснована конкретно этим обстоятельством — и ничем другим. И Украина без Рф государственно и культурно недостаточна, точно так же, как недостаточны без Украины российские правительство и культура. Украина, сколько бы ни пробовали это сделать, просто не объяснима из самой себя: вне собственного (общего) имперского прошедшего она навечно остается «темной дырой» — либо просто дырой. Это неясно нынешней украинской элите, самозабвенно грезящей о некотором «европейском пути» для собственной страны, но это так.

Трагизм ситуации состоит в том, что разделение уже вышло и прежнего единства достигнуть просто нереально. Мы не случаем говорим, что Украина — это итог внутреннего заболевания «российской души», которая более не могла вынести в себе прежнее обилие. Ни Украина, ни украинская элита ни в коей мере не повинны в собственном возникновении на свет — их исторгло из себя чрево праматери-России, и вспять этот плод оно не сумеет принять уже никогда. Ситуация воистину грустна: ни порознь, ни совместно (одна в другой) Украина и Наша родина быть не могут. Есть ли выход? Может быть. озможно.

Дело в том, что возникновение Украины и распад одного имперского российского культурно-государственного поля делают видимым и явственным возникновение другого «поля», которому и Наша родина, и Украина принадлежат в совсем равной степени: это поле общей восточно-христианской, православно-византийской цивилизации. Более того, конкретно с «отпадением» Украины существование этого поля и становится приметным — оно как зеленоватая травка пробивается через разломанный асфальт прежнего имперского единства. Империи нет больше, и на месте ее появляется цивилизация. Она, фактически, была всегда, но только сейчас, когда ее место мучительно структурируется, гласить о ней становится по-настоящему животрепещущим. И Украина, и Наша родина — не что другое, как два элемента (из многих) одной общей цивилизации, два элемента, владеющие совсем равными правами на совместное наследие: Наша родина — как нынешний его геополитический центр, Украина — как главный транслятор, передаточный пункт культурного импульса с юга, средиземноморской духовной метрополии православного мира, на север, его нынешний цитадель.

Да, прежнее «разнообразное единство» разрушено, но в итоге этого разрушения (и конкретно благодаря ему) раскрывается возможность нового «единства в обилии». Мы сознательно опускаем тут вопрос о определенных политических формах, но желали бы отметить одно: абсолютным условием вероятного объединения должна являться самостоятельность составляющих его частей, так как цивилизация, в отличие от империи, — это структура, предполагающая в собственной базе множественность. Загадка Украины может быть разгадана только при воззвании к ее цивилизационной прародине — православно-византийскому месту, и только снутри его Украина может обрести собственный смысл, так как только тут она — в центре идущих культурных процессов, а не на их окраине (как, к примеру, в случае выбора западной ориентации). Конкретно на общем культурно-цивилизованном поле и может быть улажен спор о «первородстве» меж частями распавшейся империи.

«Византийский» мир возрождается, он проявляется через кровавый распад СССР и войну на Балканах. У него есть свои нервные узлы и свои точки силы — одной из таких, непременно, предстоит стать Украине. Ее положение уникально, так как конкретно Украина находится воистину в центре восточно-византийского места: расстояние меж Киевом и Москвой приблизительно такое же, как меж Киевом и Белградом, а от Санкт-Петербурга до днепровских бугров столько же, сколько отсюда до Афин и Констан